Калашников Клуб

Доступно в RuStore

Открыть

Конструкторы победы

6 май 2018

Комментариев нет

Николай Чаузов, слесарь механосборочных работ, слесарный участок опытно-экспериментальных изделий, о конструкторе Михаиле Калашникове

На завод я пришел после 308-го технического училища. Это было базовое училище завода Ижмаш. С 68 по 69 годы я учился и проходил практику на заводе. Потом я два года отслужил в армии, а после этого пошел уже работать и попал в группу Калашникова. Здесь работало 4 человека, я был пятым. Богданов Евгений Васильевич был самым старшим в группе. Он с Симоновым работал (Сергей Симонов, конструктор стрелкового оружия - прим. Kalashnikov media). Виктор Гаврилович Леонтьев тоже был слесарем. Работал с легендарным Драгуновым, собирал первую винтовку.

Михаил Калашников с коллегами Павлом Бухариным (слева) и Евгением Богдановым (справа)
 

Непосредственно в комнате Михаила Тимофеевича работали только слесари. Механический цех находился в этом же корпусе, но был отделен. Сюда никого не пускали, потому что работа была секретной.

Про Калашникова я знал еще тогда, когда практику проходил. Но в комнату его мне проход тогда был закрыт. А после армии уже познакомился и стал с ним работать.

Михаил Тимофеевич всегда со всеми общался. Принесет задание, на бумажке что-нибудь нарисованное, а мы отработки делали, всегда несколько вариантов, и он всегда спрашивал у слесарей мнение, что можно еще предложить, как сделать лучше.

Про войну тоже рассказывал. Например, как он прибор для подсчета выстрелов сделал (Речь идет об инерционном счетчике для учета фактического количества выстрелов из танковой пушки - прим.). Этот прибор был нужен для того, чтобы не считать самому количество циклов того или иного изделия.

Молодой Михаил Калашников в послевоенные годы

 

Рассказывал, что получил ранение, и после него стал заниматься конструкторской деятельностью. На железнодорожном депо стал собирать первые образцы пистолета-пулемета. Его с ними арестовали и к дознавателю отправили, но он смог добиться того, чтобы дальше работать.

Сборку автомата он первое время делал в Коврове, а потом переехал сюда. И автомат стали собирать здесь, но первое производство началось на мотозаводе, потому что там собирали пулеметы “Максим”, а в них тоже были элементы автоматического оружия. Потом передали его на наш завод. Он рассказывал мне эту всю историю, но я, конечно, этого не застал.

Михаил Калашников с автоматом собственной разработки
 

К работе Михаил Тимофеевич требовательным был. Приходил и спрашивал, что вы тут испортили - сознавайтесь. Такие вот шутки были у него. Иной раз придет и говорит: «Бросай это, сейчас будем делать другое». Наблюдалось за ним такое: пока ты работал, он уже придумал что-то другое.

 

Михаил Драгунов, ведущий инженер-конструктор, о своем отце Евгении Драгунове

 

О том, что мой отец - конструктор оружия, я узнал практически случайно. Дело было году в 58, мне было 11 лет. Отец занимался спортивным оружием, контактировал со сборной СССР по пулевой стрельбе, и у него было много знакомых среди ведущих стрелков. Как-то раз он повез для тестирования свои винтовки на соревнования. Тогда было посвободнее, не так, как сейчас, и он взял, значит, и домой принес винтовки. Показывает их мне, а я его спрашиваю, кто это придумал. А он мне отвечает: “Я”. У меня, естественно, глаза квадратные, челюсть отвисла, потому что до этого я понятия не имел, чем отец занимается. Не принято было дома об этом говорить.

Евгений Драгунов с семьей
 

Отец учился в индустриальном техникуме, а по окончании год работал на производстве. В 39-м году его вызвали в горком, и сказали, что его посылают в военное училище. Он не очень туда рвался, потому что на работе уже что-то получалось, какой-то профессиональный рост пошел. Но его поставили перед выбором: или едешь, или комсомольский билет на стол. И он поехал поступать в Ленинградское артиллерийское училище. Экзамены сдал успешно, по состоянию здоровья подходил, но почему-то его не зачислили. Сказали, что мест уже нет, и если кто хочет, может идти в общевойсковое пехотное училище. Ему не хотелось, и в 39 году он вернулся домой и уже по призыву уехал на Дальний Восток. Попал в артиллерию отец по двум причинам. Во-первых, был грамотным, а по тем временам техникум считался ого-го каким образованием. Тогда обязательным было семилетнее образование, это только при Брежневе всеобщее среднее ввели. А во-вторых, он был очень крепким физически. Он был где-то сантиметров на 10 меня меньше, ростом 174 см, но сильный: двухпудовой мог перекреститься.

Евгений Драгунов в годы войны
 

Его отправили в поселок Красная речка под Хабаровском. Там была школа артиллерийской инструментальной разведки. Стали проходить курс молодого бойца, а в самом начале там всегда стрельба. Винтовки им раздали, сказали, что хорошо бьет, а отец посмотрел и заметил, что штык болтается. А если штык болтается, то никакой кучности не будет. Отец хорошо знал матчасть и стрелковым спортом занимался с 14 лет - выполнял норму ворошиловского стрелка первой ступени и был инструктором стрелкового спорта в техникуме. Но сержант сказал ему, что он ничего не понимает, а отец втихаря штык спрятал под гимнастерку, пошел в кузницу и трубку штыка обжал. Попробовал - все плотненько сидит. Стал выполнять начальное упражнение, и три выстрела легли так, что спичечным коробком можно накрыть, но в стороне. Сержант стал его обвинять, что он плохо занимался, не изучал матчасть. Но отец мог за себя постоять и сказал, что винтовка не пристрелянная. А в этот момент как раз был командир. Спросил у отца, умеет ли он пристреливать, и отец ответил, что умеет. Командир тогда приказал дать ему столько патронов, сколько потребуется, а если не пристреляет, тогда отправится на дневальство на конюшне на всю катушку. Это было самое тяжелое наказание, потому что все время надо было навоз убирать - лошадей было много. Отец, значит, подпорку рассчитал, выстрелил, попал по центру. На вечерней поверке ему объявили благодарность за отличную стрельбу. Командир его пригласил, начал интересоваться, где стрелять научился. Отец показал свое удостоверение ворошиловского стрелка. Командир тогда спросил его, сможет он ремонтировать винтовки. Отец сказал, что сможет, и его назначили старшим оружейным мастером.

Я не знаю, пытался ли отец уйти на фронт, но понимаю, что его бы и не пустили. Когда началась война, все винтовки образца 1891-1930 годов из артиллерийского училища отправили в армию. А им выдавали винтовки Симонова 36-го года. Винтовки были капризнейшие, надо было постоянно держать их в рабочем состоянии, и отец был единственным, кто мог. Под его кураторством было 2000 винтовок - стрелковый полк. Тогда рассматривалась возможность, что японцы прорвут фронт и двинутся на Хабаровск, а Хабаровск же был окружным центром. Отец отвечал за эксплуатацию оружия, причем не только винтовок, но и личного оружия офицеров, и пулемета Дегтярева. Он рассказывал, что он придумал приспособление для ускорения снаряжения магазина ДП. После этого в стенгазете училища написали, что старший сержант Драгунов - это наш Дегтярев.

Евгений Драгунов после войны
 

После окончания войны отец вернулся домой и пошел оформляться на 74-й завод - машиностроительный. Кадровик посмотрела, что он - оружейный мастер, и отправила его в отдел главного конструктора. На заводе в то время производили винтовки образца 1891-1930 годов, карабины, авиационные пушки НС-37, пулеметы Березина и начинали осваивать производство немецких мотоциклов. Дело было в том, что после войны на завод вывезли 16 немецких специалистов, и половина из них были оружейники. Причем условия были для них вполне приличные: им разрешили взять с собой жен и детей. Среди этих специалистов был Хуго Шмайссер, конструктор автомата Sturmgewehr 44. Ходили легенды, что это Шмайссер придумал автомат Калашникова, но отец с ним пересекался, и тот не произвел на него какого-то впечатления. А вот к Вернеру Грунеру, конструктору пулемета MG-42, который называли “пилой Гитлера”, отец с очень большим уважением относился. Он был настоящим инженером. Интересно, что когда в 1953 году всех немецких специалистов отпустили, Грунер был единственным, кто остался в Восточной Германии. Он стал ректором Дрезденского политехнического института. Старший сын Грунера окончил в Ижевске школу, а потом учился в Московском институте стали и сплавов.

Так вот, когда отец пришел на машиностроительный завод после окончания войны, его сделали испытателем оружия, и его первой серьезной работой было исследование подачи из магазина карабина образца 44 года (последний вариант винтовки Мосина 1891/30 гг.) и его модернизация. И он с этой задачей справился.

Потом была работа над снайперскими винтовками и спортивным оружием. В 1958 году ему дали задание разработать самозарядную снайперскую винтовку, которая была бы лучше снайперской винтовки образца 1891/30 гг. по точности и кучности стрельбы. У отца были серьезные соперники в этом конкурсе, и среди них конструктор Константинов. Они с отцом друг друга очень уважали, и отец говорил, что если бы речь шла просто о самозарядной винтовке, без требований кучности, то Константинов бы победил. Но отцу помогла его стрелковая практика.

Евгений Драгунов и СВД
 

И в этом сложность работы: между конструкторами происходит жесткая конкуренция, которую можно сравнить с мировыми соревнованиями, где есть только первое место. Занял второе - и ты уже проиграл.

 

Владимир Ярыгин, конструктор пистолета Ярыгина, о своих родителях Александре и Валентине Ярыгиных

У меня и мама, и отец, воевали. Отец был боевым офицером, командовал пулеметным взводом, а мама была радисткой на фронте. Отец воевал с 41-го года по 44. Последнее ранение на Курской дуге было самое серьезное. Он находился за пулеметом, тут бросили гранату - и пулемет, тяжелый, большой, перевернулся ему на спину. Отцу поранило весь правый бок. После боя его подняли и перенесли туда, где убитые лежали. Он там что-то простонал, и, как он рассказывает, сестра какая-то заметила, что он был жив. После этого ранения он уже не мог вернуться в строй. Лежал в госпитале в Ташкенте, долго находился без сознания, но выкарабкался - молодой организм.

Александр Ярыгин, отец конструктора
 

Мама была учительницей немецкого языка, а когда началась война стала радисткой и перехватывала донесения немцев. Она служила в войсках ПВО. Она рассказывала, что радисту надо было очень внимательно все слушать. Например, летят самолеты, и ей это тоже все слышно, она передавала информацию, чтобы можно было определить, откуда летят. Тогда же не было еще таких локаторов, которые могли бы засечь самолеты с большого расстояния. А после службы обязательно надо было работать: землянки делать, обустраивать их. Все это большая тяжелая работа, тем более для женщин. Когда уже дошли до Риги, жили в более цивильных условиях. Спали уже, как положено, на кроватях. Еще мама рассказывала, что приходилось все время перемещаться. На поезде едут – вдруг бомбежка. Все выбегают, а им в первую очередь приходится беречь рацию. Рация у них американская была, здоровая, на спине носили. В подразделении у них-то были только женщины.

С подругой мама договорились, что если с кем-то из них что-то случится, то они родителям об этом передадут.

Валентина Ярыгина - мать конструктора
 

Познакомились родители уже после войны, у себя на малой родине – в Кировской области. Мама снова стала учительницей немецкого языка, а отец в этой же школе преподавал военное дело и физкультуру. Там они и встретились. Помимо работы в школе отец учился в Кирове на зубного техника. Когда отучился, получил распределение в Удмуртию. Приехали они семьей: у них был тогда уже мой старший брат Геннадий. Отец работал в районной больнице, а мама - по-прежнему учителем немецкого языка, но потом она заболела и перешла на другую работу, стала воспитателем в интернате.

Отец очень интересовался оружием, хорошо его знал. В начале 50-х и где-то до 60-х годов обращение с оружием было довольно свободное, и отец купил снайперскую тульскую винтовку. Он очень метко стрелял и нам, пацанам, давал постреливать. Первые выстрелы были с отцом, но иногда мы сами брали винтовку и патроны, когда родители на работу уходили, находили какие-нибудь мишени и стреляли. После того, как убили Кеннеди, винтовки стали изымать у населения. К нам тоже пришли из милиции и забрали винтовку - отдали, что ж делать-то.

Уже к концу школы, в 10 классе, я знал хорошо оружие. Поскольку отец был очень активным общественником организации ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту), он домой приносил всякое оружие. Это были и трофейные пистолеты, и нет. Пистолеты ТТ были, парабеллумы, пистолет Коровина, по-моему. Отец уйдет, пистолеты где-нибудь спрячет, а мы находили их. Патронов не было, зато пощелкать можно было. Такое у меня было детство. И оно повлияло на мой выбор профессии.